Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Угадал он правильно. Фрегор одобрительно кивнул и, перегнувшись назад, взял свой чемоданчик. Гаор уже предвкушал возможность поспать хотя бы в машине, пока хозяин будет то ли развлекаться, то ли совещаться за покрытой резным орнаментом дверью, но последовал новый, хотя и не неожиданный приказ:
— Рыжий, за мной! — но, правда, с неожиданным уточнением. — И бельё захвати.
Это было уже малопонятно и потому неприятно. Но ни вопросов, ни тем более возражений не допускалось. Гаор пробормотал положенную формулу и занял своё место раба-телохранителя за спиной хозяина. Фрегор даже не толкнул, дотронулся до двери, и она с готовностью открылась перед ним.
Слабо освещённый, но не сумрачный холл, мягкие диваны и кресла вдоль стен, приглушенное мерцание зеркал, скрывающие двери тяжёлые драпировки, высокие напольные вазы с пышными букетами… «Не штаб — это точно», — мысленно усмехнулся Гаор, незаметно озираясь с превозмогавшим усталость любопытством. Больше это походило на бордель, но — высокого класса. А здесь-то он Фрегору зачем?
Догадка о назначении здания подтвердилась почти сразу.
— Мой дорогой! Наконец-то!
Полная дама в тёмно-бордовом, цвета запёкшейся крови бархатном платье и с украшенным бриллиантами фигурным узлом жгуче-чёрных волос на макушке заключила Фрегора в пылкие объятия.
— Мой проказник! Мой шалунишка! — ворковала дама, целуя Фрегора.
— Дела, дела, дела… — пропел на какой-то неизвестный Гаору весёлый мотивчик Фрегор, с явным удовольствием отвечая на поцелуи и объятия, и почти искренне пожаловался: — Устал как собака. Хочу отдохнуть.
— Душой или телом? — подмигнула дама.
— Они неразделимы, дорогуша.
— А как у тебя со временем? — спросила дама уже деловым тоном.
— Сколько захочу, — так же деловито ответил Фрегор.
«Ну да, — прокомментировал про себя Гаор, — проблема не в гемах, а во времени». Но он-то тут с какого бока нужен?!
И тут Фрегор вспомнил о нём.
— Дорогуша, у тебя найдётся и для моего раба? Ему тоже надо отдохнуть.
Дама будто только сейчас заметила Гаора, оглядела его быстрым, но всё замечающим взглядом и обиженно надула губы.
— Мой дорогой, ты думаешь, у меня чего-то нет? Ты меня обижаешь!
— Ну-ну, — поддразнивая, выразил недоверие Фрегор. — Посмотрим?
— Посмотрим! — приняла вызов дама.
— Полный комплект и на надлежащем уровне, — строго сказал Фрегор.
— Разумеется, дорогой. Это твой шофёр?
— И телохранитель, — внушительно ответил Фрегор. — Ступай, Рыжий, отдыхай, я позову, — властным взмахом руки указывая на закрытый портьерой дальний угол.
— Спасибо, хозяин, — гаркнул Гаор, разворачиваясь в указанном направлении.
Что бы там ни было, он сейчас даже на одиночную камеру согласен, лишь бы лечь и…
За портьерой был коридор. Светлый, на полу ковровая красная дорожка, стены оклеены приятными розоватыми в мелких цветочках обоями, белые двери с искуссно нарисованными цветами вместо номеров и табличек. Одна из них, украшенная букетом полевых цветов, была приоткрыта, и Гаор невольно остановился и заглянул.
— Входи-входи, — сказал за его спиной приятный женский голос.
Гаор резко оглянулся… и с невольным облегчением перевёл дыхание: на чистом высоком лбу молодой черноволосой женщины синий кружок клейма. Своя!
— Ну, и чего встал? — улыбнулась она насмешливо и ласково. — Входи, пока можно.
В комнате, небольшой и уютной, но, правда, опять безоконной, большая — в пять шагов (480 см.) с каждой стороны, не меньше — накрытая шёлковым покрывалом кровать, в углу напольная вешалка для костюма, несколько стульев… Что ж, солдатские бордели бывали и похуже.
— Есть будешь? — спросила, входя следом за ним, женщина.
— Сначала вымоюсь, — серьёзно ответил Гаор. — Душ есть?
— У нас всё есть, — засмеялась она. — Ладно, иди, мойся, обслужим по высшему классу, — и фыркнула: — Не обеднеет твой.
Гаор кивнул, расстёгивая и снимая куртку.
Нет, солдатские бордели были куда хуже. Душ занимал только уголок просторной ванной, где было всё для любых удовольствий, и даже кафель не белый, а нежно-розовый. И огромная — хоть плавай, хоть ныряй — ванна, и стол для массажа, и ещё какие-то прибамбасы, которые он толком и не разглядел, сразу нырнув в душевой угол, чтобы тугими сильными до ожога струями смыть с себя пот и грязь этих страшных суток. Нашлось и мыло, и мочалка, и всё не рабское, а нежное, пахучее…
Гаор домывал голову, когда его вдруг выдернули из-под душа несколько ласковых, и в то же время сильных рук.
— Какого хрена?! — рявкнул он, вслепую пытаясь вырваться.
Рядом засмеялись.
— Не дёргайся.
— Сейчас мы тебе полное удовольствие сделаем.
— Ой, девочки, а волосатый-то какой…
— Ты, або, такого в жизни не пробовал.
— До самой «печки» вспоминать будешь.
Судя по голосам и рукам, их было трое, не меньше. И Гаор понял, что сопротивляться не только бесполезно, но и глупо. Да и незачем.
Его долго, тщательно и нежно мыли, под душем и в ванне, разминали и массировали на массажном столе, снова окунали, натирали чем-то душистым…
— Сейчас мы тебя таким красавчиком сделаем…
Давным-давно, в той, другой жизни, другом мире, ему не раз приходилось ходить по борделям вскладчину, когда скидывались и брали двух для трёх, или трёх на пятерых, но чаще, если хватало монет, он брал себе свою отдельную. О том, как две сразу ублажают, слыхал, но не пробовал, а здесь их трое, и… и такого у него и в самом деле никогда не было. И не сказать, чтобы было неприятно, а то, что они все, как он разглядел, проморгавшись от заливавшей лицо душистой пены, свои, клеймёные, только прибавляло… удовольствия? А ведь да. Забыть обо всём и не думать, брать что дают, что само пришло в руки, и не думать, что это милость хозяйская, плата за палачество. И никогда бы ему матери не позволили такого баловства и озорства, а им… да нет, с ними можно. И он с удовольствием поддался им, принял их игру.
— Ты смотри-ка, — удивилась одна из них, — а ты никак опытный. Это где ты такому научился?
— Где не знаю, там сам придумаю, — засмеялся он в ответ, стаскивая её в ванну и укладывая рядом с собой. — Ишь, русалка нашлась, да я сам тебя защекочу.
— Ну и быть тебе Русалкой! — засмеялась другая. — А тебя как хозяин зовёт?
— Рыжий, — ответил Гаор, вытягиваясь в тёплой, пахнущей цветами и ещё чем-то очень приятным воде. — А вас?
— Я Розанчик, — ответила старшая, — а они… ну, пускай эта Русалкой и будет, раз тебе слово это нравится, а